Freitag, 18. September 2015

Пешком из Германии в Россию

Пилигримы

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.

И. Бродский



Однажды промозглым январским вечером я сидела в опустевшей библиотеке на Фридрихштрассе и пыталась заставить себя сосредоточиться на учебе. Но вместо того, чтобы писать работу, я уже битый час таращилась в окно, на бесснежную грязную улицу, проезжающие поезда и редких прохожих, торопящихся домой. Примерно также уныло обстояло дело внутри самой меня. Как рыбак-пессимист, я закинула сеть в ненастное море, пытаясь выудить хоть одну ободряющую мысль, но заранее знала, что это бессмысленная затея. Еще два часа просижу в библиотеке, потом под завывания ветра отправлюсь домой — я представила себе ледяную маленькую квартирку, угля почти не осталось, печку сегодня затопить не получится... А назавтра опять - библиотека, работа, холодный дом. Нет, конечно есть и любимые друзья, и походы в музей по выходным, и интересные семинары в университете - но почему-то даже мысли об этом не могли меня ободрить. Мне было холодно, мне было тоскливо, я хотела прочь, прочь отсюда! К маме и папе, к брату и сестрам, домой, где в маленькой кухне тепло, светло, пахнет маминой едой и идет извечное соревнование в остроумии. Или в Монино!.. Зеленые холмы, бродящие по полям лошади и коровы, ночевки на сеновале, бегом с горы прямо к речке, а ночью — бархатный звездный шатер над деревней.
Промечтав до закрытия библиотеки я очнулась в полном одиночестве все в том же зимнем Берлине. Но именно в тот вечер я себе сказала: вот потеплеет — и я пойду домой! Мне это не казалось сумасшедшей затеей по одной простой причине — я вовсе не собиралась ее действительно осуществлять (я что, ненормальная?). Просто мысли об этом помогали мне пережить тоскливые холодные месяцы, я начинала думать о проселочных дорогах, о сосновых лесах, озерах и реках, мысленно собирала рюкзак — и мне становилось легче. Однако время шло, а мысль, закравшаяся в голову в тот январский вечер, не желала меня покидать, и постепенно я, еще не всерьез, начала прикидывать — ну а что, если?.. Внимательно изучала карты, высчитывала километры, думала о планах на лето – и как-то потихоньку начала уверяться в реальности своей затеи.
Сначала думала — выйду в конце мая, как только станет достаточно тепло. Но к концу мая оказалось, что у меня куча дел, и учеба не отпускает. Хорощо: в конце июня! Собрала по друзьям и родственникам снаряжение, что-то заказала на Амазоне — в целом у меня был самый обычный походный набор: палатка, спальник, пенка, маленькая газовая плитка и котелочек. В июне я осталась без своей хоть и холодной, но все же любимой квартиры, и меня на три недели приютили добрые родители Лео, одного друга. Наконец, до моего отправления в поход оставался день, и я распрощавшись с хозяевами, отправилась к подруге Кате, где у меня временно хранились вещи. Вместе с подругами мы отправились на концерт и погулять, потом еще гулять, а ночью еще и танцевать... В сухом остатке — одна вывихнутая нога и отмена всех планов. Вместо того, чтобы покорять просторы Германии и Польши, следующие три недели я провела скача (на одной ноге) по докторам и врачуя несчастную ногу. Это было бы прекрасным оправданием для отмены похода, но хотя мне и было страшно, я знала — надо идти. Пришлось подкорректировать изначальный план — я пойду не до Москвы, а до Монино.

Мой примерный маршрут
 
И вот настало 8 июля. Накануне приходили друзья прощаться (я решила не выходить из дома в последний вечер, чтоб уж наверняка), они желали удачи, а сама я не верила, что это я завтра выйду в поход через пять стран одна и целых два месяца а то и больше не увижу ни одного знакомого лица. А отступать уже некуда. Взвалив на плечи тяжеленный семнадцатикилограммовый рюкзак, я села на поезд до Рюдница — последней станции, до которой можно доехать по студенческому проездному, на самом-то деле это уже и не Берлин.
Поезд остановился, быстро выкинул горстку людей, среди которых была и я, и поспешно двинулся дальше. Погода была отличная, дорожка то шла вдоль золотых полей, на краях которых росли маки и васильки, то ныряла в веселый сосновый бор, и я себя чувствовала как в Хоббитании. Но когда прошла первая эйфория, пришлось глубоко задуматься, как я вообще собираюсь свое путешествие продолжать, потому что легкое прихрамывание через пару часов пути обернулась сильной болью и почти карикатурным припаданием на одну ногу... Вместо запланированных 25 километров я еле-еле проползла 10, отдыхая через каждые полчаса, и едва дотащилась до какого-то соснового бора, который показался мне приемлемым местом для ночлега. Долго ставила палатку, не меньше двадцати минут — ее надо растягивать, так как дуга одна, вся эта конструкция мне казалась невероятно сложной. Наконец кое-как растянула ее, заползла в свою нору как раненый зверь и сразу же уснула мертвым сном.
Я проснулась утром и почувствовала сильную боль в ноге. Наверное, лучше сегодня никуда не идти, дать ноге отдохнуть, подумала я. А пожалуй — вообще вернуться, сяду на поезд и через полчаса буду...нет! Придя в ужас от собственных мыслей, я судорожно запихала вещи в рюкзак, рванула через лес, отталкиваясь здоровой ногой, и следующие несколько часов пыталась медитировать, «отпуская боль как красный шарик», изгоняя ее «лучам света», убеждая себя, что все нормально и просто сжимая крепко зубы. Не знаю, что именно из этого подействовало, но через какое-то время я заметила, что я хоть и хромаю, но ведь — иду! А значит, нужно продолжать путь.
Сильно хромала я первую неделю; вторую и третью — все меньше и меньше, нога уже практически не болела, по дороге меня лечили самыми разными мазями и лекарствами, я чередовала их и по вечерам растирала ногу. Главным для меня в эти первые дни было стремление поскорее отойти подальше от Берлина, и я хромающей рысью проходила через деревни и города, лежащие на моем маршруте — Эберсвальде, Корин, Ангермюнде, Пиннов, Марк Ландин, Гартц...
Я хотела обязательно зайти в Корин и посмотреть на развалины средневекового монастыря, но никак не могла понять, где именно они находятся. Недалеко от Корина, в деревушке Зандкруг, я достала бутылку, чтобы попить, и обнаружила что вода у меня закончилась. До этого момента я никак не могла преодолеть какой-то внутренний барьер и просто постучаться в дом, чтобы попросить у незнакомых людей воды, а предпочитала покупать ее. Но тут не было никакого магазина, и неизвестно, когда будет следующий, придется мучиться от жажды - или пересилить себя. Я с тоской оглядела единственную улицу деревни. Конечно же, вокруг ни одного человека, все сидят по домам, как и полагается добропорядочным бургерам в половине седьмого вечера. А, нет — один добропорядочный бургер-дедушка стоит у забора и наблюдает за поливкой своего газона. Я зазывно улыбнулась и неуверенно протянула пустую бутылку. Дедушка был рад помочь, начал меня расспрашивать, откуда я и куда. Для начала я решила просто сказать, что хочу посмотреть на руины Коринского монастыря. Дедушка Удо спросил, почему. Недолго думая я поделилась своими познаниями, которое я почерпнула из интернета и рассказала ему, что монастырь является одной из старейших построек земли Бранденбург и «ярким образцом кирпичной готики», а Удо, усмехнувшись, заявил, что он вот уже сорок лет работает экскурсоводом в монастыре Корин! Мы долго разговаривали и я узнала много интересного об окрестностях — например, прямо под улицей, на которой мы стояли, проходит телеграфная линия до самого Калининграда, - а Удо расспрашивал о моем походе. На следующее утро после ночевки у озера я пустилась в путь и снова проходила мимо его дома. Удо вышел со мной попрощаться, с большим волнением подарил мне баночку самодельного черничного варенья, посох, который он сам выстругал — с головой оленя, - и немного денег — а отказы мои слушать отказался...
В Германии мне еще раз встретились очень хорошие люди — Мелани и Рико, у которых я первый раз за поход ночевала в саду, в деревне Доббердзин, которым я наутро, после сытного завтрака, оставила банку варенья от дедушки Удо.
Шел четвертый день моего похода. Ботинки терли, хромота лишь усугублялась, рюкзак придавливал меня к земле, а во время ходьбы меня занимала лишь одна мысль — когда же я, наконец, снова сяду. Первые дни в Германии были самыми тяжелыми. Последнюю ночь перед Польшей я провела на кемпинге в Мешерине, где я совершила то, что надо было сделать гораздо раньше — избавилась от вещей, без которых могу обойтись. В черный список попали: один из двух свитеров, одна футболка, рубашка, веревка типо каната (решила все же идти по суше), спрей от насекомых (300 грамм гораздо страшнее каких-то комариков!), кружка, купленная за неделю до этого на Амазоне (прекрасно заменима котелком), один из трех кремов для рук (в последующие чистки рюкзака я избавилась практически от всего содержимого косметички/аптечки).
Так что на польскую землю я ступила легкой (хоть и прихрамывающей) походкой, практически перелетела через Одр. Я сделала первый, второй, третий шаг, и вдруг уверенность меня покинула. Куда я сейчас пойду? Что буду делать? Я же не могу ни слова по-польски сказать, не знаю ни одного поляка, да какое там, у меня даже местных денег нет! Ладно, хотя бы последовательность дел установлена. Надо найти пункт обмена валюты. Как там это по-польски?.. После выразительной пантомимы с использованием подручных средств, разыгранной на главной улице города Грыфино, я выяснила, что деньги меняют в «кантор», а так же что все «канторы» уже закрыты. К тому же, качестве бонуса, обнаружила, что мне действительно не обойтись знаниями английского, немецкого и русского, если я собираюсь пройти насквозь всю Польшу.
Обогащенная новыми познаниями, я села на ступеньки главпочтамта и сильно загрустила. Прогрустив какое-то время, зашла на почту — попросить воды и попытаться выяснить как мне выйти из города в правильном направлении. Воды мне налили, а вот поговорить не получилось. Минут десять я задерживала всю очередь, пытаясь добиться какой-то информации, а потом махнула рукой на это дело, вышла из здания почты, в неуверенности застыла на ступеньках и, не зная что делать дальше, снова села, загрустив пуще прежнего. Следом за мной вышел молодой человек, стоявший рядом в очереди, остановился у крыльца почты и пристально посмотрев на меня спросил по-английски, может ли он чем-то помочь. Я вкратце рассказала Конраду о своих зло/при/ключениях, он объяснил мне, куда и как лучше идти, а потом сел рядом и следующий час рассказывал все, что мне может понадобиться для выживания в Польше. После этого я достала блокнот и записывала фразы, которые Конрад переводил мне на польский: «Не могли бы вы налить мне питьевой воды?», «Как пройти к...», «Меня зовут Мария, я иду пешком домой», и гвоздь программы: «Можно я переночую в вашем саду одну ночь в своей палатке?» («А почему нет?»). Конрад приободрил меня, придал уверенности в собственных силах, да и вообще — просто очень помог. Мы распрощались, пожелали друг другу удачи и разошлись в разные стороны — и от моей неуверенности не осталось и следа.
По пути через широкую Польшу мне встретилось множество прекрасных и удивительных людей, и рассказ о каждом — отдельное дело. Но я не могу не написать о Йоанне.
Мы познакомились на окраине деревни Сьераково Славенски — я топала по дороге, не обращая внимания ни на что вокруг, смотрела только себе под ноги - мне нужно было пройти еще 8 километров, а сил не оставалось уже совсем никаких. Зачем я в это ввязалсь? Что я пытаюсь доказать и кому? …
Вдруг проезжающая мимо машина остановилась, из нее выглянула женщина и начала быстро говорить что-то по-польски.
- Ни разумием, дзенькуе, до визденья! - прорычала я ей и собралась ползти дальше.
- Ну а по-английски разумеешь? - невозмутимо поинтересовалась Йоанна, - пойдем, я накормлю тебя ужином и ты мне расскажешь, куда идешь!
Я остановилась. А если уж я остановлюсь, то это серьезно.
- Пойдем-пойдем, залезай в машину, у мня вкусный суп, а живу я совсем недалеко, километра два отсюда.
Два километра!..Я тихо застонала. Или, пожалуй, не очень-то и тихо — Йоанна озабоченно на меня посмотрела.
- Дело в том...что я, как бы это сказать, не могу сесть в вашу машину... - я подумала, как странно это прозвучало, - то есть сесть могу, но не могу в ней ехать, понимаете?
Да, конечно же, так гораздо лучше и понятней!
Но, к моему удивлению, Йоанна и вправду все поняла. Она записала мне на листочке бумаги свой номер, нарисовала, как дойти до ее дома и поехала вперед, накрывать на стол, а я пошла за ней следом. Через 10 минут она вернулась и забрала мой рюкзак, сказав, что это не будет считаться, и снова уехала, а я уже почти вприпрыжку поскакала к ее дому. Там меня встретила большая компания независимых кошек и очень дружелюбных собак (среди собак степень дружелюбия определяется интенсивностью облизывания объекта, к которому надо проявить свое расположение, и количеством отпечатков лап на его одежде).
У Йоанны пять (а не пятнадцать, как мне сначала показалось) собак, три кошки, двадцать куриц, пост руководителя в большой международной корпорации и свой благотворительный фонд. Она работает кризисным менеджером в крупных фирмах, которые нанимают Йоанну, чтобы она наладила работу компании, и платят ей за это огромные деньги. У Йоанны двое детей; дочери 30, сыну 27. Он родился с травмой головного мозга, врачи поставили ему страшный диагноз и сказали, что он всю жизнь проведет в инвалидном кресле, и никогда самостоятельно жить не сможет, но если Йоанна будет делать все, как положено, он выживет. Йоанна не стала делать все, как положено, она перевернула небо и землю, и теперь Мартин работает...международным пилотом! Поставив на ноги собственного сына, она решила помогать и другим людям, и основала свой фонд, на работу которого отдает большую часть своей зарплаты, так как помощи от государства - практически никакой.
Йоанна накормила меня вкусным ужином, усадила в уютной гостиной и мы долго разговаривали о людях с особенностями, о том, чего может достичь человек, о детях и родителях — да обо всем на свете. Конечно, речи о том, чтобы идти дальше уже не было, и я осталась ночевать в чудесной мягкой кровати, застеленной чистым бельем.
Утром мы никак не могли расстаться, обменялись небольшими подарками и оставили друг другу свои контакты (Йоанна до конца похода звонила и писала мне, проверяя, все ли со мной в порядке!). Перед моим уходом Йоанна достала газовый баллончик, какими пользуются охотники, и взяла с меня обещание держать его неподалеку. 

Наконец, хоть прощаться и было тяжело, я пустилась в путь, и, несмотря на моросящий дождь, настроение у меня было преотличное. Я прошла уже больше пятисот километров, я настоящий походник, удача мне улыбается! Главное – настрой, если ты открыт этому миру, все получится! Вот сейчас докажу, подумала я, и сконцентрировалась на атмосферных осадках. Подумаешь, легкий дождик, разве это плохо? Ощущение такое, как будто тебя на протяжении нескольких часов прыскают термальной водой. Био-продукт и бесплатно! Я уверена, что скоро дождь прекратится, а к вечеру выглянет солнце, и уж конечно завтра погода будет просто замечательной. На меня так подействовала сила собственного убеждения, что я заметила, что что-то идет не так, только когда я стала абсолютно мокрой не только снаружи, но и под дождевиком. Не буду пускаться в драматичные подробности, скажу просто, что дождь не прекращался следующие пять дней. Я собирала и расставляла мокрую палатку, в которой на третий день завелись маленькие зеленые гусеницы, готовила свои супы прямо в палатке, каждое утро я надевала сырой дождевик, который не очень-то помогал – конденсат впитывался в одежду, а переодеваться было особо не во что.
31 июля я ночевала дома у замечательных людей, на диване, в сухости и тепле. А 1 августа дождь почему-то не пошел, и следующие три недели мой дождевик провалялся на самом дне рюкзака. Я шагала по восточной Польше, солнце шпарило и жарило, вынуждая делать обеденный перерыв сначала с часу до четырех, потом – с двенадцати до четырех, а когда отметка на термометре стала достигать 35 градусов я перешла на особенный режим. Подъем в 5 утра, а в десять уже идти невозможно. Мне повезло, что жара застала меня в озерном крае, в Мазурах, и почти каждый день я устраивалась днем на берегу какого-нибудь озера, купалась и ждала, когда можно будет продолжать путь.

Литва неумолимо приближалась. Польша, которая казалась мне такой необъятной, поддавалась и отступала. Я встречала все новых, горящих желанием помочь людей, поражалась красотам земли, по которой я шла, выкидывала вещи из рюкзака и учила стихи.
И вот – невероятно, я в Прибалтике! На третий день в Литве, в Казлу Руда, меня приютила чудесная молодая семья, Антанас и Скайсте, приехавшие с новорожденным сыном на несколько дней в дом родителей – приди я на день позже - и мы бы не встретились. В Казлу Руда я пришла по железной дороге, поезда по ней сейчас не ходят из-за ремонтных работ – это было здорово, на протяжении 20 километров не встретить ни души, только рельсы, шпалы и лес, лес, лес. Для небольшой по размеру страны, какой является Литва, очень большую территорию занимают леса, что сыграло свою роль в моей истории. В моих шортах карманы были значительно меньше и уже, чем в штанах, так что когда я их надевала, приходилось все время следить, чтобы карта не вывалилась из кармана. Ну, и в один прекрасный день она все-таки вывалилась. Заметила я это слишком поздно, отправилась ее искать и не нашла, но была уверена, что я помню куда мне идти, смогу и без карты дойти. (Не до России, а до ближайшего населенного пункта). Но не смогла. Я потерялась, долго блуждала по лесу, в итоге вместо того, чтобы выйти к городу, я…потеряла дорогу. А между тем стемнело, и предпринимать чего-то было уже слишком поздно – мне предстояла ночевка в глухом еловом лесу, и я не имела ни малейшего понятия, где нахожусь.
Это была не самая приятная ночь в моей жизни, чего уж там. Вокруг палатки кто-то ходил и принюхивался, я лежала, дрожала, и пыталась вычислить, что это за чудовище снаружи. Слышно дыхание; морда примерно на этом уровне; что-то скользнуло по стенке палатки – наверное хвост (о ужас, такой длинный?...); вот оно сделало шаг; одна лапа, вторая лапа…третья лапа, четвертая лапа, пята…Что?! Мама-а-а-а!...
Наутро я очень осторожно выглянула на улицу, ожидая увидеть все, что угодно, от выжженных стволов деревьев до стаи волкодавов, но не увидела ничего. Не знаю уж, кто там ходил, но осадок остался неприятный. Три часа я блуждала по лесу, точнее шла по компасу на восток, и вышла на неширокую асфальтовую дорогу. Я остановила машину (легко сказать, а сделать – не очень), спросила, где я нахожусь, и после некоторых переговоров с совестью согласилась, чтоб водитель довез меня до ближайшего города - Укмерге (70 километров!). Там я купила карту и продолжила путешествие.

Но меня преследовала напасть за напастью — в тот же день я почувствовала, что заболеваю. Колючий ветер, дувший с Северного полюса, пронизывал меня насквозь, каждый шаг давался с огромным трудом. Единственной вещью, забытая мной в Берлине, была ветровка...которая очень бы пригодилась, особенно в эти дни! Полтора дня я боролась с простудой, игнорируя кашель, от которого сотрясались горы, головную боль и непрекращающееся чиханье. Но в городе Аникщяй я поняла, что готова сдаться. Мне надо просто залезть в теплую кроватку и пить мамин морс! Однако так как это не представлялось возможным, я просто расставила палатку на газончике у маленького музея, куда меня пустили переночевать, и уже собиралась забираться внутрь, без особой уверенности, что утром смогу оттуда выползти. Но тут из-за забора выглянула голова девушки примерно моего возраста. Девушка представилась Юлией и позвала меня на ужин - «мы живем в соседнем доме, и как раз садимся есть!». Дом принадлежит тетке Юлии, у которой двое взрослых детей, а сама Юлия и ее мама приехали в гости. Низенький двухэтажный зеленый домик стоит в яблоневом саду, благоухающим спелыми яблоками, шалфеем и соблазнительными запахами из кухни. Вся семья уже уселась за круглый стол, стоящий прямо под ветвями деревьев, на которых висят разноцветные фонарики. Как только я ступила в этот сад, я словно оказалась в другом мире, в котором нет мыслей о подступающей холодной ночи, о пустоте в животе, о том, где помыться и как постирать вещи... На семейном совете мои хозяева решили, что я должна остаться как минимум на два дня. После вкуснейшего ужина я впервые за почти неделю как следует помылась и меня положили спать в отдельную комнату. Остановись мгновенье, ты прекрасно!


Следующий день я провела в блаженном никуда-не-идении. Мы катались на велосипедах и гуляли по городу (Аникщяй — красивый город со множеством достопримечательностей, здесь расположены музеи многих писателей и поэтов, живших в городе в разное время). Вечером Юлия и ее тетя Регина и я отправились в гости к брату Регины, на его ферму, которая находится неподалеку от города. Все это было настолько прекрасно и неожиданно, что я не знала, как мне отблагодарить моих хозяев. Наутро я обнаружила, что абсолютно здорова, и как бы ни хотелось остаться, надо продолжать путь. После долгого прощания я вскинула на плечи рюкзак, который показался мне вовсе не таким уж тяжелым, зашнуровала покрепче ботинки и вышла на дорогу, ведущую на восток.

Дальше были хиппи в Рэйнбоу, спасение несчастной коровы, потеря ногтя и больше добрых людей. Вообще, если бы я писала книжку о путешествии, ее стоило бы назвать 
«Добрые Люди»!


Вот уже и Латвия. В Даугавпилсе, в котором я оказалась под вечер, удача сначала мне не очень улыбалась — в каком-то центре помощи мне сказали, что «рады бы помочь, но ничем не можем», и тогда я, увидев среди многоэтажных громадин маленький частный домик, решила туда постучаться. Мне открыли буквально тут же, приятная женщина лет пятидесяти распахнула калитку, но, увидев меня, очень удивилась. После долгих расспросов и объяснений оказалось, что Валерия ждет американского студента, приехавшего в Даугавпилс изучать русский, который будет снимать у нее комнату — его должны привезти с минуты на минуту. Не представляю, кто бы еще пустил в такой ситуации незнакомого человека к себе ночевать — тут уж не до того, да и места в маленьком домике нет. Но всю дорогу мне помогали люди, у которых, как казалось, не было на это времени ли, сил, места, возможности... Мы сели с хозяйкой в саду и стали ждать Джошуа. Время за разговорами летело быстро, я расспрашивала про семью Валерии и жизнь в современной Латвии, а она — про мой поход. Наконец, студента доставили. Пришел племянник Валерии, принес домашнее пиво к ужину, и мы замечательно провели вечер. Оказалось, что Джошуа учится в Америке в военной академии, и на вопрос, зачем они учат русский, он честно ответил - «на случай войны». Американские военные изучают русский начиная со времен холодной войны, а Даугавпилс является самым русскоязычным городом в Евросоюзе, и на протяжении многих лет сюда направляют группы студентов — не только будущих военных. Мы решили не касаться темы политики и все выразили надежду, что русский пригодится и для мирной жизни — и в первую очередь сам Джошуа. У Валерии я в первый и единственный раз за поход поговорила по скайпу — с мамой и братом. Как же это было здорово!

После ночи в теплом доме Валерии, положившей меня спать в свою собственную комнату, я с большим трудом рассталась с добросердечной хозяйкой и зашагала дальше — дом все ближе!
Следующую ночь я должна была провести в какой-то деревушке, но не успела до нее дойти — солнце уже клонилось к закату, и я решила поспрашивать, не пустит ли меня кто-нибудь в сад в домах, стоящих отдельно вдоль дороги. В одном саду я увидела женщину среднего возраста, и обратилась к ней. Я рассказала всю свою историю, стараясь в то же время ее не слишком шокировать, и осторожно спросила, нельзя ли поставить палатку на одну ночь. «Какой кошмар!.. И всю дорогу одна?.. Пешком?.. И родители разрешили?». Автоматически ответив на все вопросы, которые я слышала уже раз в сотый, я выжидательно уставилась на хозяйку. 
- Ну ладно, вон там можешь палатку поставить, только нет вот у меня времени с тобой возиться, - сказала она и ушла в дом.
Я уверила Валентину, что возиться со мной не надо, поблагодарила ее, быстро расставила палатку и с наслаждением забралась в спальник. Обычно я иду общаться с хозяевами, или спрашиваю, чем могу помочь по хозяйству, если они (чего редко бывает) сами не проявляют инициативу. Но тут я была настолько уставшей, что, пожелав Валентине спокойной ночи и еще раз поблагодарив ее, я написала маме сообщение, что со мной все в порядке, быстро сделала запись в дневнике и свалилась спать. Не успела я толком уснуть, как вдруг в саду послышались мужские голоса. Кто-то приближался с палатке, споткнулся о натяжку, выругался... Я насторожилась.
- Девушка, а девушка, вы еще не спите? Можно с вами пообщаться? - грубый мужской голос.
Ну приехали, подумала я и приготовилась звать хозяйку на помощь.
- Нет, со мной нельзя пообщаться!
- Полиция, предъявите документы!
Я выглянула из палатки, и увидев двух мужчин в форме, полезла за паспортом, который не доставала на протяжении полутора месяцев.
Полицейские долго проверяли мой паспорт и задавали кучу лишних вопросов. Да, из Берлина. Да, в Тверскую область. Ага, одна. (Да, пешком). Нет, не боюсь. Да, родители в курсе.
Наконец, полицейский вернул мне паспорт, с удивлением прибавив, что «ну документы-то у вас в порядке». Потом крикнул куда-то:
- Что, пускай Мария Борисовна остается тогда?
Из-за кустов показалась голова гостеприимной хозяйки.
- Ну мне бы очень не хотелось, - протянула голова.
Я была в шоке. Как, это добрая женщина пустила меня к себе, а потом вызвала полицию?!
- Зачем вы это сделали? - спросила я ее.
- А кто тебя знает, может ты еще пятерых к себе ночью приведешь!
- Как пять человек уместятся в моей палатке?! Да нет, просто зачем вы вообще меня к себе позвали, если не хотели?
- Ну вот такой я человек, сердце доброе! А теперь лежу и заснуть не могу, ведь не все люди такие, как я, кто тебе встретится еще!
Будучи не в силах понять логику рассуждений гостеприимной Валентины, я собрала вещи и первый раз в жизни села в полицейскую машину. Полицейские между тем не могли понять, куда меня девать, поиск «спокойного места, чтобы можно было палатку поставить» оказался невыполнимой задачей.
- Может, в приют для беженцев? - неуверенно спросил тот, который помладше.
- Да не, как-то не того... - полицейский постарше с сомнением обернулся на меня.
- А может, в детдом? Там хоть переночует нормально.
- Не, поздно уже, - опять возразил второй.
Действительно, какой детдом в 24 года да при живых родителях!
В итоге мы сошлись на варианте газона у местного музея. Газон, правда, на проверку оказался клочком земли с глубокими рытвинами, поросшими травой по голень, но капризничать как-то не хотелось. При свете фар полицейской газели я во второй раз за вечер расставила палатку, и закинула внутрь вещи.
- Спасибо, что проявили понимание, - я подошла попрощаться.
- Да не за что. Ты, это, смотри — осторожней.
- Обязательно, спасибо вам еще раз!
- А что, потом книгу будешь писать? - поинтересовался младший.
- Книгу-то вряд ли, но если вам интересно, как я доберусь до дома — я пишу по возможности на своей страничке на фейсбуке, могу вам записать свой... - я сунула руку в карман за карандашом.
- Мария Борисовна, у меня твоих данных теперь больше, чем у тебя самой, чего ты мне записывать собралась? -  возразил мне полицейский и мы дружно рассмеялись.

Через четыре дня Латвия была позади. После некоторых приключений я пешком преодолела границу и оказалась в России. Я не пала на колени и не стала целовать асфальт трассы Москва-Рига, как-то застеснявшись дальнобойщиков и пограничников, но была весьма рада оказаться, наконец, в пределах Отечества.
Родина встретила меня прохладно во всех смыслах — в первый вечер мне пришлось спрашивать под проливным дождем аж в пяти домах, не согласится ли кто-нибудь меня пустить к себе. Люди говорили «да это просто смешно», «да как вы это себе представляете», «да если ночью с тобой что случится, я ведь даже из дома побоюсь выйти!». Наконец, когда я совсем уже было отчаялась и собралась идти обратно в Латвию, надо мной сжалилась сельская учительница немецкого, Татьяна Павловна, и после проверки паспорта разрешила поставить палатку у ее дома. В 9 вечера меня позвали смотреть новости («пойдем, хоть по-человечески телевизор посмотрим»), напоили чаем и даже предложили все-таки переночевать в доме, но так как места действительно совсем не было, я предпочла палатку.
На следующий день я с тоской подумала о предстоящих ночах и поисках приюта... 

Я шла по грунтовой дороге параллельно Рижской трассе и высматривала одну красную машинку, в которой должна была сидеть моя сестра Ася со своим семейством. Какое же это невероятное чувство — вдруг, посереди ничего, через полтора месяца скитаний увидеть родные лица! Я очень благодарна Асе и Косте, которые решили задержаться в России еще на день, чтобы переночевать со мной у города Идрицы. На опушке приветливого соснового бора мы поставили рядом свои палаткам, и после роскошного по походным меркам ужина и разговоров я провалилась в глубокий сон, не проснувшись за ночь ни раза — ведь я в безопасности. К тому же Аська мне привезла теплый спальник! О, тот не поймет меня, кто не мерз на протяжении двух недель каждую ночь в тонюсеньком летнем спальнике!.. 


Наутро мы расстались у трассы, и разошлись в разные стороны: они — на запад, а я — на восток; дом — очень близко, но дорога от этого становится только сложнее...
Я ночевала у очень разных людей: и на дырявом сеновале в деревне Ночлегово у добрых алкоголиков Шуры и Игоря, и в доме у 94-летней женщины, пережившей всю блокаду Ленинграда и находящейся до сих пор в трезвом уме и твердой памяти; блуждала по болотам над Великими Луками; ходила по дорогам, которых нет на карте и проходила в последние дни по 36-39 км (почему-то отметка 40 км мне так и не покорилась).


5 сентября я добралась до города Торопца — до Монино уже рукой подать. Мне сказали, что можно попробовать спросить про ночлег в Свято-Тихоновском женском монастыре, и, последовав совету, я явилась к монастырю около пяти часов вечера — дико уставшая (встала затемно) с одним желанием — забраться в свой теплый спальник. Девушка в церковной лавке сказала, что наверное мне разрешат поставить палатку на территории монастыря, но надо подождать игуменью. Ну — хорошо, подождем. Час ждем, два. Три. Четыре. Девушка давно закрыла лавку и ушла, на дворе темно... Я, в общем-то, уже не думала, что кто-то появится, просто не могла собраться с силами, чтобы встать и выйти на ночную улицу, и была очень удивлена, увидев девушку из церковной лавки. «Настоятельница в доступе! Пойдем!» объявила она. Потом я еще минут двадцать ждала у дверей частного дома. Наконец, выглянула настоятельница в клобуке и вперила в меня строгий взгляд колючих глаз.
- Это ты идешь пешком из Западного Берлина?
- Вообще-то из восточного, но в целом — да.
- И куда же ты направляешься?
- Я почти пришла, иду в свою деревню, Монино, может, вы знаете — за Хотилицами?
- Ха, да это тебе кто-то азимут неправильный дал, потому что Монино — около Москвы, а хотилицы — у каждого человека внутри! - (Я до сих пор не знаю, что подразумевалось под этим последним замечанием). - И кто же благословил тебя на такое? - грозно уставилась на меня игуменья.
- Эм-м... Да вроде никто...ну, я сама...
- Ну тут сразу ясно, что человек ты некрещеный и в Бога не веришь, верующий на такое бы никогда не пошел!
Тут я поняла - с меня достаточно! Я не претендую на то, что бы быть образцом смирения и вообще мне уже это недоверие во-о-от здесь стоит! Да какого фига! Я же хотела доказать, что у нас люди не хуже, а очень даже и лучше, вообще самые прекрасные люди — это свои, и что там за вечный разговор про щедрую русскую душу! Я была уверена, что если обратиться к миру с любовью и доверием, он ответит тебе тем же. Однако, как оказалось, каждый, отбрасывающий свои внешние признаки, перестающий быть студентом, собственником, пенсионером, автовладельцем, соседом или покупателем становится не таким, как все, и просто - каким-то не таким. Он представляет собой нечто непонятное, его невозможно запихнуть в ящик к другим, таким же, и что же с ним тогда делать? Непонятно!... Но ведь главное в том, что он не перестает быть Человеком. Можно его пустить в дом, можно его прогнать, но встреча двух людей все равно происходит, неожиданно оказываясь тяжелым испытанием для обоих. 
Да не хотите — как хотите! Сидите себе за своими заборами и бойтесь всего на свете!
Только я набрала побольше воздуха, чтобы выпалить все, о чем я думаю, как монахиня, словно почувствовав что-то, открыла дверь и пригласила меня внутрь, и моя тирада так и осталась невысказанной...
Дальше настоятельницу как будто подменили. Меня накормили, расспросили о моих приключениях и положили спать в домик для гостей. Наутро игуменья, позабывшая вчерашнее свое настроение, пустила слезу, прощаясь со мной, и вручила икону, ладанку, буклет «Азы христианства», освещенные ленточки и фарфорового ангелочка...


По автомобильной дороге из Торопца до Монино — почти 40 км, а вот пешком напрямик по лесной дороге — около 25. Так как я ни разу по этой короткой дороге не ходила, то была не очень уверена в том, правильно ли я иду, и куда сворачивать на развилках — впервые за весь поход! Потому что вообще, когда у меня в руках карта, я чувствую себя очень уверенно. Но тут, как только я свернула к заброшенной деревне Песчаха, карта потеряла свою актуальность, и во второй раз за поход пришлось доставать компас. Километров семь по заросшей лесной дороге, потом лес закончился, и я с тревогой начала высматривать озеро по левой стороне — но его все не было... Я шла и шла, уже давно должна была быть в Симонке, последней деревне перед Монино, лежащей на другой стороне Симонского озера. Но деревни все нет и нет, а сумерки уже подступают все ближе. Обзор с левой стороны мне загораживали густо насаженные деревья, и я не могла оглядеться и понять, где нахожусь, и при этом дрога уходила все правее и правее, совсем не в нужную мне сторону. Не выдержав, я свернула с дороги, продралась сквозь заросли с левой стороны, вскарабкалась на поле и повернулась с трепещущим сердцем на восток. А там...мне открылся самый прекрасный вид за весь мой поход. За черной гладью озера, на зеленом холме — белоснежный домик с петушком на крыше!.. Я смотрела и не могла наглядеться. Неужели, неужели, ах, правда!
Силой воли остановив начавшийся было дождик, я бегом пронеслась через Симонку, вниз, к озеру, перешла через реку, взлетела на холм...и оказалась в Монино. Мое путешествие вдруг закончилось, и я не знала, готова ли я уже к этому? Но размышлять было некогда, потому что по дороге мне навстречу шел Папа, раскинув руки для объятия, я бросилась к нему и уткнувшись в его старый красный свитер почувствовала, что я действительно — дома...

Как только мы зашли в дом, хлынул ливень, и не прекращался целые сутки. А мы сидели в светлой, теплой, а главное — своей кухне в кругу близких людей, кто-то чего-то рассказывал, смеялся, пел. Я посмотрела в окно, в холодную дождливую ночь и подумала об одинокой девушке, мерзнущей где-то в маленькой палатке посреди лесов и болот. 
Я надеюсь, она вернется домой. 

Дошла!..